– Меня хотят усыпить? – вздрогнул Марек.
– Это продлит тебе жизнь – мило улыбнулась Тыльза.
– Не хочу и не буду! Разве что… разве что только с тобой – Марек успел привязаться к лаборантке Отдела Контактов и уже считал себя нештатным сотрудником этого структурного подразделения. Никто, включая Пэргона, не возражал, что он дни напролет проводил там со своими новыми друзьями.
– А! Вот вы где! – из темноты вынырнули Саммо, Микко и Филун, помощница Палавра.
– Пошли, искупаемся – Тыльза рывком приподняла Марека с песка.
Вода была теплая и пресная, это небольшое море было на месте моря Черного, которое в свое время будет плескаться в этих широтах.
«Не уеду отсюда ни за какие коврижки! Пусть летят куда хотят!» – Марек, забыв о надвигающейся беде, испытывал райское наслаждение, а лунная дорожка на легкой ряби ночного моря напомнила ему про незабываемый отпуск, который они провели всей семьей примерно в этих широтах. Но это было в другой жизни.
Чуть в стороне от него шумно резвились вирихирды, взлетая с поверхности воды и ныряя затем с десяти метровой высоты. И Марек впервые в жизни пожалел о том, что родился без крыльев.
– Ты и есть тут самый главный ученый? – Марек, вращаясь в Минске в ученой среде, с интересом посматривал на Пэргона, который сегодня вызвал его на разговор, чтобы после него сдать в архив «Дело Дренделы-Хапалюка». Таков был порядок.
– Да, Марк Арчибальдович, я из рода ученых – Пэргон сделал жест рукой, приглашая того сесть в кресло напротив.
– Спасибо, я лучше постою – Марек прислонился к спинке этого гигантского кресла, в котором ему было чрезвычайно неудобно сидеть, утопая в упругой обивке и чувствуя свою маломерность и беспомощность.
– Скажи мне еще недавно, что я буду вот так, сидеть и спокойно с тобой беседовать, Марк Арчибальдович, ни за что не поверил бы – Пэргон любезно плеснул Мареку минеральной водички, которую Саммо с Микко вчера откачали из недр вулкана, что на побережье.
Марек уже знал, если бы они были в его времени, то сидели бы сейчас на самом дне Черного моря между Анапой и Варной. Но тут, они любовались шелестом прибоя, стараясь не смотреть за спину, где назревал катаклизм.
– Давай закроем вопрос с твоими Хранителями и тогда у нас сразу многое проясниться – Пэргон листал какую-то древнюю книгу.
«На старовирихирдском» – вскользь отметил про себя Марек, пробежав взглядом по незнакомым символам.
– Спрашивайте, Пэргон. Только хочу сказать, что я мало что могу припомнить – сейчас Марек говорил правду, так как он действительно почти ничего не помнил. Или это ему не давало сделать дремлющее где-то совсем рядом сознание гиптихрона по имени Дрендела.
– Где ты впервые встретил Дена и Еву? – Пэргон захлопнул фолиант и положил правую руку на экран анализатора.
– Вообще-то ее звали Дива – осторожно уточнил Марек.
– Да какая разница! – махнул рукой вирихирд, но на всякий случай еще раз приоткрыл свой фолиант.
– Три пятихрона привели меня однажды к старому и потрескавшемуся порталу, за которым не было видно ни зги, только плотный и клубящийся мрак – Марек невольно вздрогнул, вспоминая ощущения той ночи.
– Кстати, там должен был стелиться туман – Пэргон снова полистал свою книгу.
– Совершенно верно! Как только я шагнул в портал, я очутился посреди поля, почти полностью скрытого клочьями рваного и сизого тумана. И только вдалеке, почти у линии горизонта горел маленький огонек, на который я и побрел – у Марека задрожал голос, и он сам налил себе минеральной водички.
– И зря ты туда прошел, тебе надо было брать левее. Ну, да ладно, продолжай – перебил его Пэргон.
– Мне кажется, что я шел целую ночь и только с рассветом добрался до жалкой лачуги, которая внутри оказалась старым и обшарпанным сельским клубом, где только что закончилось какое-то представление – вирихирд отметил, что Марек по ходу рассказа вспоминает все больше и больше деталей.
– Сельским клубом? – изогнулась дугой золотистая бровь Пэргона.
– Что-то типа маленького театра. Сцена, артисты, зрители и все такое прочее – пояснил Хапалюк.
– Там были зрители? – чуть не подпрыгнул вирихирд.
– Немного, но были. Между прочим, почти все они выражали недовольство прошедшим спектаклем, и только одна, явно душевно больная парочка посылала воздушные поцелуи в сторону занавеса – Марек пытался припомнить каждую деталь того памятного дня.
– Так ты опоздал на спектакль – успокоился Пэргон.
– А это с какой стороны посмотреть. Ведь как только разошлись зрители, открылся пурпурный занавес и я увидел их – задумчиво проговорил Марек.
– Теперь я понял! Ден и Дива парили на облаке, и тебе подкинули идейку, что твоя миссия заключается в именно том, чтобы куда-нибудь пристроить эту сладкую парочку – Пэргон опять лихорадочно стал листать фолиант.
– Что-то вроде того – насторожился Марек, глядя на сосредоточенное лицо вирихирда, разглядывающие некие картинки в своей книжке.
– Зрители! А у тебя не возникло вопроса: а откуда они там собственно взялись и куда, как ты выразился, они потом разошлись? – Пэргон сверлил Марека изумрудно-зелеными, на этот раз, глазами.
– Это последнее, что я более или менее, но все же, помню. После мой разум опутала пелена – прошептал побледневший вдруг Марек.
– Ладно, достаточно, Марк Арчибальдович! Картинка мутная, но она скоро проявится – Пэргон встал и спрятал в ячейке стены фолиант, которая тут же, затянулась разноцветным монолитом охералка.
– А где я, по-вашему, был? – Марек про себя отметил повышенное внимание вирихирда к картинкам в древнем фолианте, к которым тот частенько обращался по ходу его повествования.